Динго. О породе собак: описание породы динго, цены, фото, уход

Как-то в пасмурный день 1939 года мне позвонил мой близкий друг, профессор Антониус, директор Шенбруннского зоопарка.

— Вы говорили, что хотели бы дать вашей собаке на воспитание маленького динго. Шесть дней назад одна из наших динго ощенилась; приезжайте немедленно и выберите какого хотите…

Услышав эту ошеломляющую новость, я тотчас же бросился в зоопарк, хотя у меня было какое-то важное дело. Я легко заманим совсем ручную и очень добродушную мать-динго в смежное помещение, а сам выбрал из копошившихся в ящике рыжевато-коричневых меховых клубочков единственного кобелька, на котором не было никаких меток, свидетельствовавших о том, что его предки были когда-то спутниками человека.

Динго — это очень интересное животное, это единственное крупное млекопитающее, не принадлежащее к подклассу сумчатых, которое было обнаружено на Австралийском континенте, когда он был открыт. Помимо динго, высшие млекопитающие были представлены там только несколькими видами летучих мышей, каким-то образом перебравшихся в Австралию. Прочие же млекопитающие — обитатели этого континента, с очень давних пор пребывали в географической изоляции, принадлежали исключительно к сумчатым, во многом ещё очень примитивным. Кроме того, там жили ещё и люди - темнокожие аборигены, находившиеся на первобытном уровне: они не обрабатывали землю, не имели домашних животных и, видимо, по культурному и духовному развитию стояли заметно ниже своих предков, когда-то поселившихся там. Эти предки были такими же хорошими мореходами, как нынешние обитатели Новой Гвинеи. Такой регресс аборигенов, возможно, связан с тем, что добывание пищи было для аборигенов сравнительно простой задачей — многие сумчатые глупы, и охота на них не требует большой изобретательности.

Вопрос, является ли динго настоящей дикой собакой или он происходит от домашней собаки, попавшей в Австралию вместе с первыми поселенцами, вызвал много споров. Сам я твёрдо убеждён в правильности второй версии. Всякий, кто хорошо знаком с физическими признаками одомашнивания, ни на мгновение не усомнится в том, что динго — домашнее животное, одичавшее вторично. Утверждение Брема, будто пробежка динго — это пробежка «настоящей дикой собаки, не наблюдающаяся ни у одной домашней собаки», в корне неверно; эскимосские собаки гораздо больше, чем динго, напоминают своими движениями волков и шакалов. К тому же для динго характерны белые «чулки» или звездочки, а кончик хвоста у них почти всегда белый, причём у разных особей эти метки распределяются по-разному — особенность, никогда не наблюдающаяся у диких животных, но постоянно встречающаяся у всех домашних пород. Я не сомневаюсь, что в Австралию динго привёз человек, и что динго обособлялся от него по мере того, как культура австралийцев регрессировала. Тот же самый фактор, который, возможно, вызвал этот регресс, — медлительность большинства сумчатых и лёгкость охоты на них — вероятно, способствовал и полному одичанию австралийской собаки.

Мне хотелось составить собственное мнение о сущности натуры динго и о его поведении с домашними собаками, а потому я решил вырастить щенка-динго у себя дома. Удобный случай представился, когда Сента, мать Стаси, и самка-динго в Шенбруннском зоопарке забеременели одновременно.

Я как раз засунул моего динго в портфель, когда Антониус внезапно взглянул на часы и воскликнул:

— Боже мой! Мне пора. Я должен быть на похоронах старика Вернера! А вы разве не идёте?

— Конечно, иду! — Тут я вдруг сообразил, что именно это важное дело маячило все время где-то у меня в памяти. Профессор Фриц Вернер был моим учителем, и я питал к нему глубочайшее уважение — в наши дни трудно найти человека, который знал бы животных так, как он. Его узкой специальностью была герпетология, то есть он занимался амфибиями и рептилиями, но в то же время он был выдающимся зоологом широкого профиля и принадлежал к тому ныне почти исчезнувшему типу учёных, которые способны с одного взгляда узнать любое ползающее или летающее существо. Его эрудиция была огромна и охватывала буквально все классы животного мира. Ходить с ним на экскурсии было столь же интересно, сколь и поучительно, потому что он почти без колебаний сразу же называл практически любое живое существо. Те, кто бывал с ним в его многочисленных экспедициях в Северной Африке и на Ближнем Востоке, рассказывали мне, что фауну этих областей он знал не хуже, чем фауну своей родной страны. Вдобавок профессор Вернер с больши?м успехом разводил животных в неволе, и я получил от него массу сведений о том, как нужно содержать террариумы.

И вот теперь я оказался в весьма затруднительном положении: я хотел отдать последний долг моему глубоко почитаемому учителю, но в то же время мне нужно было как можно скорее доставить динго к его приёмной матери в Альтенберг. Однако я был уверен, что щенок будет спокойно спать в тёплом гнезде, которое я устроил для него у себя в портфеле, а потому мы отправились из Шенбрунна прямо на кладбище. Я надеялся затеряться где-нибудь в конце процессии, но профессор Вернер был холостяком и почти не имел родственников, и мы с Антониусом, как ученики покойного, которых он всегда отличал, вынуждены были идти за гробом в первых рядах. И вот, когда мы, полные искреннего горя, стояли перед открытой могилой старого зоолога, из глубины моего портфеля внезапно раздался тонкий, пронзительный вопль — вопль щенка, призывающего мать. Я расстегнул портфель и сунул в него руку, чтобы утихомирить маленького динго, но он только завизжал ещё пронзительнее. Мне оставалось одно — поскорее скрыться. Я осторожно пробрался сквозь густую толпу, а Антониус, как настоящий друг, последовал за мной. Подавив смех, он сказал:

— Это оскорбило чувства всех, кто там присутствовал… кроме старика Вернера. — И на глазах у него показались слёзы.

И как знать? Возможно, из всех, кто стоял у могилы, ближе всех старому профессору были мы с маленьким динго в портфеле.

Приехав в Альтенберг с моим портфелем, я сразу же прошёл на террасу, которая на время была отдана в распоряжение Сенты, и преподнёс ей австралийского кукушонка. Динго тем временем успел отчаянно проголодаться и теперь непрерывно скулил и повизгивал. Сента услышала его ещё издали и направилась мне навстречу, тревожно навострив уши. Собаки видят довольно плохо, да Сента была и не настолько умна, чтобы сообразить, что её малыши на месте. Жалобные вопли, доносившиеся из портфеля, разбудили в ней материнские инстинкты, и она уже считала невидимого щенка своим.

Я извлёк динго на свет и положил посреди террасы, надеясь, что она сама унесёт его к себе в ящик. Если вы хотите, чтобы млекопитающая мать приняла чужого малыша, лучше всего подложить его ей перед логовом и в наиболее беспомощном виде. В этом случае копошащееся существо стимулирует материнский инстинкт гораздо сильнее, и приёмная мать скорее всего осторожно унесёт к себе сироту, подброшенного снаружи; если же она обнаружит его среди своих малышей, то воспримет как чужака и съест. В определённой мере такое поведение понятно и с человеческой точки зрения.

Но хотя малыш и унесён в логово, это ещё не означает усыновления. У низших млекопитающих, вроде крыс и мышей, чужой детёныш, лежащий у гнезда, нередко вызывает реакцию перетаскивания, по позже, в гнезде, он опознается как чужак и безжалостно пожирается. Ещё более элементарно — рефлекторной и, с точки зрения человека, ещё менее последовательной представляется та форма материнской реакции прихода на помощь, которая существует у многих птиц. Предположим для примера, что пеганка, ведущая выводок, увидит в руках экспериментатора надрывно пищащего утёнка кряквы. Пеганка немедленно с удивительным мужеством бросится на человека и буквально вырвет утёнка из его пальцев. Однако такое противоречивое поведение очень просто: призывный крик утёнка кряквы почти не отличается от писка молодых пеганок, и он чисто рефлекторно вызывает у матери-пеганки стремление прийти утёнку на помощь. Однако пушок птенцов кряквы заметно отличается от пушка пеганок, а потому спасённый было утёнок воспринимается рядом с её собственными утятами как чужак, и его вид побуждает в ней реакцию защиты выводка — также чисто рефлекторную. И маленькая кряква из птенца, которого надо спасти, внезапно превращается во врага, которого необходимо прогнать. Даже у столь высокоразвитого в психическом отношении млекопитающего, как собака, легко может возникнуть такой же внутренний конфликт, вызванный противоположными побуждениями рефлекторного порядка.

Маленький динго поскуливал, и Сента кинулась к нему, явно намереваясь унести его в ящик. Она даже не остановилась обнюхать его, чтобы убедиться, что перед ней действительно её собственный щенок. Вместо этого она сразу же нагнулась над плачущим малышом и широко открыла пасть, готовясь ухватить его для переноса: собаки в этих случаях забирают щенка так глубоко в пасть, что он оказывается позади клыков, которые могли бы его поранить. И в этот момент в ноздри Сенты ударил чужой дикий запах, который динго привёз с собой из зоопарка. Она в ужасе отпрянула и при этом выдохнула воздух с каким-то кошачьим шипением — ни до, ни после мне не приходилось слышать, чтобы собаки испускали подобный звук. Однако затем она снова направилась к щенку, осторожно принюхиваясь. Прошло не меньше минуты, прежде чем она коснулась его носом. Но после этого Сента внезапно принялась ожесточённо вылизывать его шкурку — мне были хорошо знакомы эти продолжительные подсасывающие движения её языка: при обычных обстоятельствах собака слизывает таким образом с новорождённого щенка оболочку плодного пузыря.

Для того чтобы объяснить её поведение, я должен буду несколько отвлечься. В тех случаях, когда млекопитающие матери поедают своих новорождённых детёнышей (это явление наблюдается у домашних животных, например у свиней и кроликов, а иногда и в питомниках, где разводят пушных зверей), причина обычно заключается в каком-то дефекте тех реакций, которые приводят к удалению плодной оболочки, а также плаценты и к перегрызанию пуповины. Едва детёныш родится, как мать начинает подсасывающими, лижущими движениями подцеплять складку плодной оболочки таким образом, чтобы захватить её резцами и аккуратно прокусить. (При этом нос её сморщивается, а резцы оскаливаются примерно так же, как при «выкусывании» насекомых, когда собака, пытаясь избавиться от паразитов, жуёт собственную кожу в надежде прихватить при этом одного из своих мучителей). После того как плодная оболочка таким образом вскрывается, мать всё глубже и глубже всасывает её в пасть и постепенно заглатывает; дальше наступает черёд плаценты и соединённой с ней части пуповины. На этом этапе покусывание и всасывание замедляются и становятся более осторожными, пока, наконец, свободный конец пуповины не открутится, как кончик сосиски, и не будет высосан досуха. Тут, конечно, операция должна прекратиться. К несчастью, у домашних животных процесс часто на этом не останавливается. В таком случае не только проглатывается пуповина, но и распарывается брюшко новорождённого в области пупка.

У меня была крольчиха, которая продолжала вылизывание до тех пор, пока не съедала печень своего детёныша. Фермеры и кролиководы знают, что свиноматке или крольчихе, которая имеет обыкновение съедать свой приплод, можно в этом воспрепятствовать, если сразу же забрать у неё новорождённых детёнышей и подложить их ей очищенными и сухими несколько часов спустя, когда у неё угаснет потребность поедать плодную оболочку и плаценту. Ясно, что эти животные, несмотря на подобное отклонение, обладают абсолютно нормальными материнскими инстинктами. Другие самки с вполне нормальным поведением, принадлежащие к самым разнообразным видам млекопитающих, избавляются от мёртвых или больных новорождённых, поедая их. Движения, которые они проделывают, точно совпадают с теми, к каким они прибегают, поедая плодную оболочку и плаценту, и начинают они, естественно, с пупка.

Мне как-то довелось наблюдать чрезвычайно яркий пример такого поведения в Шенбруннском зоопарке, где жила чета ягуаров — оранжево-жёлтый самец и великолепная чёрная самка, которая чуть ли не ежегодно приносила прекрасных здоровых котят, таких же чёрных, как она сама. В том году, о котором идёт речь, у неё родился только один котёнок, хилый заморыш. Тем не менее он дотянул до двух месяцев. Как раз в то время я заглянул к профессору Антониусу, и когда мы, прогуливаясь по зоопарку, подошли к клеткам с крупными хищниками, он сказал мне, что ягуарёнок в последнее время начал хиреть и вряд ли выживет. В эту минуту мать как раз «умывала» его, то есть вылизывала с головы до ног. Возле клетки стояла художница, постоянная посетительница зоопарка, очень любившая животных. Она сказала, что её очень трогает заботливость, с какой эта большая кошка ухаживает за своим больным малышом. Но Антониус печально покачал головой и повернулся ко мне:

— Вопрос на экзамене специалисту по поведению животных: что происходит сейчас с самкой ягуара?

Я сразу понял, на что он намекал. В вылизывании чувствовалась нервная торопливость, и в нём проскальзывала тенденция к подсасыванию; кроме того, я заметил, как мать дважды подсовывала нос под брюхо детеныша, метясь языком в пупок. Поэтому я ответил:

— Начинается конфликт между реакцией ухода за помётом и стремлением сожрать мёртвого детёныша.

Добросердечная художника отказалась этому поверить, но мой друг согласно кивнул, и, к несчастью, я оказался прав: наутро маленький ягуар исчез бесследно. Мать съела его.

Вот о чём я вспомнил, глядя, как Сента вылизывает маленького динго, и не ошибся в своём заключении. Через минуту-другую она подсунула нос под щенка и перекатила его на спину. Затем она принялась тщательно вылизывать его пупок и вскоре уже начала прихватывать зубами кожу брюшка. Динго взвизгнул и громко заскулил. Снова Сента в ужасе отпрянула, словно подумав: «Я сделала малышу больно!» Было ясно, что реакция ухода за помётом, «жалость», вызванная визгом, вновь взяла верх. Сента решительно потянулась к голове щенка, словно намереваясь унести его в ящик, но когда открыла пасть, чтобы взять его, она вновь ощутила странный, незнакомый запах и опять принялась торопливо, со всё бо?льшим жаром вылизывать динго, пока вновь не ущипнула его за живот. Он опять взвизгнул от боли, и она опять отскочила в ужасе. Потом вновь подошла к нему, но движения её стали ещё торопливее, язык работал ещё отчаяннее, а противоположные побуждения сменялись ещё чаще — она никак не могла решить, унести ли ей сироту к себе или съесть его, как нежеланного и «неправильно пахнущего» подкидыша. Легко было заметить, какие внутренние мучения испытывает Сента, и вскоре она не выдержала: присев перед динго на задние лапы, она подняла нос к небу и излила своё смятение в долгом волчьем вое. Тут я забрал не только динго, но и всех щенят Сенты, посадил в картонную коробку возле кухонной плиты и оставил там на ночь, чтобы они хорошенько потерлись друг о друга, перемешав все запахи. Когда на следующее утро я отнёс Сенте щенят, она приняла их с некоторым сомнением и пришла в сильное возбуждение. Но вскоре она перетаскала их в конуру, захватив и маленького динго, причём не первым и не последним, а среди прочих. Однако позже она распознала в нём чужака и, хотя не выгнала и даже вскармливала вместе со своими детьми, как-то укусила его за ухо с такой свирепостью, что ухо это навсегда осталось искалеченным и жалобно свисало набок.

Ди́нго (лат. Canis lupus dingo) — вторично одичавшая домашняя собака, единственный плацентарный хищник в аборигенной фауне Австралии. Название «динго» возникло в начале европейской колонизации Нового Южного Уэльса и, по всей вероятности, происходит от «тинго» — термина, использовавшегося аборигенами Порт-Джексона для описания своих собак^[1].

1. История

Судя по ископаемым останкам, динго завезли в Австралию не переселенцы-аборигены (примерно 40 000 — 50 000 лет назад), как считалось ранее, а выходцы из Юго-Восточной Азии (возможно, с Малайского архипелага). Самому древнему черепу динго, найденному во Вьетнаме, примерно 5 500 лет; останки этой собаки возрастом от 5 000 до 2 500 лет находят и в других частях Юго-Восточной Азии, а древнейшим окаменелым останкам динго в Австралии — около 3450 лет. Исследования митохондриальной ДНК динго, опубликованные в 2004 г., датируют их появление в Австралии 4 000 г. до н. э.; предположительно, все австралийские динго ведут происхождение от одной небольшой группы.

В Австралии сбежавшие или брошенные хозяевами динго нашли прекрасные условия для обитания: много дичи, отсутствие врагов и серьёзных конкурентов, размножились и расселились по всему континенту и ближайшим островам, не попав только на Тасманию. Умение охотиться стаями дало им важное преимущество перед преимущественно одиночными сумчатыми хищниками. Предположительно, динго стали причиной вымирания ряда сумчатых, включая самого крупного аборигенного хищника — сумчатого волка.

Обычно динго рассматривают в качестве подвида домашней собаки, однако многие специалисты считают его вполне самостоятельным видом (Canis dingo). Предполагают, что динго является почти чистокровным потомком одомашненного индийского волка (Canis lupus pallipes), который в диком состоянии и сейчас водится на полуострове Индостан и в Белуджистане. В 1958 г. дикая собака, подобная динго, но только более мелкая, была обнаружена в лесах Новой Гвинеи — её назвали Canis dingo hallstromi (см. Собака новогвинейская поющая). На динго также походит недавно обнаруженная на юго-востоке США дикая каролинская собака.

2. Внешний вид

Динго выглядит как хорошо сложенная собака средней величины: высота в холке 47—67 см, длина тела с головой 86—122 см, длина хвоста 26—38 см. Вес 9,60—19 кг, редко — до 24 кг. Самцы значительно крупнее самок, а азиатские динго мельче австралийских сородичей, видимо, из-за рациона, бедного белками. Телосложением динго напоминает гончую. Морда квадратная; уши небольшие, стоячие. Хвост пушистый, саблевидный.

Мех у динго короткий и густой, типичный окрас — ржаво-рыжий или рыже-бурый, на морде и брюхе светлее. Изредка встречаются особи почти чёрного цвета, белые и пегие. На юго-востоке Австралии обитает порода динго серо-белой масти. Динго чёрно-подпалого окраса (по типу окраса ротвейлера) считаются гибридами динго с домашними собаками, вероятно, немецкими овчарками.

Чистокровные динго не лают, но способны рычать и выть.

3. Распространение

Динго повсеместно распространён в Австралии, особенно многочисленен в северной, западной и центральной её частях; небольшие популяции сохранились в Юго-Восточной Азии — в Таиланде, Мьянме, на юго-востоке Китая, в Лаосе, Малайзии, Индонезии, на Борнео, Филиппинах и на Новой Гвинее.

4. Образ жизни и рацион

Динго — преимущественно ночные животные. Основные места их обитания в Австралии — опушки влажных лесов, сухие эвкалиптовые заросли, засушливые полупустыни в глубине материка. Логова они устраивают в пещерах, пустых норах, среди корней деревьев, обычно неподалёку от водоёмов. В Азии динго держатся вблизи человеческого жилья и питаются отбросами.

Примерно 60 % рациона австралийских динго составляют некрупные млекопитающие, в частности, кролики (Oryctolagus). Охотятся на кенгуру и валлаби; в меньшей степени питаются птицами, рептилиями, насекомыми и падалью. С началом массового разведения скота динго стал нападать и на него, что повлекло за собой уничтожение диких собак фермерами. Хотя, как выяснилось, домашний скот составляет всего 4 % рациона динго, эти дикие собаки часто режут овец, не поедая. В Азии динго питаются, как правило, пищевыми отбросами: рисом, сырыми фруктами, в небольших количествах рыбой и куриным мясом; реже ловят ящериц и крыс.

Молодые динго вне сезонов размножения живут, как правило, поодиночке, хотя могут образовывать группы во время охоты на крупную дичь. На скоплениях падали порой наблюдали до сотни собак. Стабильные семейные стаи у динго состоят из 3—12 особей, как и у волков, группирующихся вокруг доминантной пары. В семейных группах соблюдается строгая иерархия. У каждой стаи есть свой охотничий участок, который она защищает от соседей.

До появления европейцев динго были главными хищниками Австралии. Попав на материк, они постепенно потеснили и истребили большинство аборигенных хищников, включая сумчатого волка и сумчатого дьявола. Динго отличаются сообразительностью и ловкостью. Характерная их черта — крайняя осторожность, что помогает им с успехом избегать ловушек и отравленных приманок. Считается, что на людей чистокровные динго не нападают (однако из этого правила есть и исключение — например, гибель 9-недельной Азарии Чемберлен). Основными врагами динго являются завезённые европейцами шакалы и собаки. На щенков охотятся крупные хищные птицы.

5. Размножение

Динго живут небольшими стаями, в которых размножается только доминантная пара. Если у другой самки рождаются детёныши, доминантная самка их убивает. Низкоранговые самки и самцы проявляют заботу о детёнышах главной самки.

В отличие от обычной собаки, динго размножаются раз в год. Брачный сезон у австралийских динго приходится на март-апрель, у азиатских — на август-сентябрь. Срок беременности, как и у собак — 63 дня. В помёте обычно 6-8 щенков, которых самка рождает в логове. Щенки рождаются слепыми, но покрытыми шерстью. За потомством ухаживают оба родителя.

В возрасте 3 недель щенки динго впервые покидают родное логово, и самка прекращает кормить их молоком. К 8 неделям они окончательно покидают логово и живут вместе с другими членами стаи. С 9 до 12 недель мать и остальные члены стаи приносят им еду и воду, которые отрыгивают и кормят щенков. В 3-4 месяца щенки уже независимы и сопровождают взрослых на охоте.

Половая зрелость у динго наступает в возрасте 1-3 лет. Динго моногамны. Живут они 10 лет в природе и до 13 лет в неволе.

Динго и домашние собаки легко скрещиваются, и дикие популяции динго в большой степени гибридизированы. Исключение составляют популяции, обитающие в австралийских национальных парках и на других охраняемых территориях. Потомство динго и собаки представляет большую угрозу для овцеводства, поскольку нечистокровные динго, как правило, размножаются 2 раза в год (а не один, как чистокровные) и более агрессивны.

6. Значение для экосистемы

Динго — основные млекопитающие хищники Австралии и занимают важное место в экологии континента. При его заселении они вытеснили местных хищников, заняв биологическую нишу существа, регулирующего численность травоядных животных. Они также препятствуют исчезновению некоторых видов аборигенной фауны, уничтожая её врагов — одичавших кошек и лисиц, хотя сами стали причиной исчезновения некоторых видов сумчатых. Динго также помогают регулировать численность обычных кроликов, завезённых в Австралию и расплодившихся здесь в огромных количествах.

7. Значение для человека

Изначально отношение переселенцев к динго было терпимым, но ситуация быстро переменилась в XIX в., когда овцеводство стало важной отраслью австралийской экономики. Динго, охотившихся на овец, ловили капканами, отстреливали и травили ядами. В конце XIX века в одном Новом Южном Уэльсе фермеры ежегодно расходовали на борьбу с дикими собаками несколько тонн стрихнина.

Когда этих мер оказалось недостаточно, в 1880-х гг. было начато строительство громадного сетчатого забора (собачий забор), огораживающего участки овечьих пастбищ в южном Квинсленде, чтобы обезопасить скот от динго, а пастбища от расплодившихся кроликов. В 1960-х гг. отдельные секции ограды были соединены вместе, образовав барьер, прерываемый только в местах пересечения шоссейных дорог. На данный момент ограда протянулась на 8 500 км — от г. Тувумба в Квинсленде до Большого Австралийского залива, отделяя засушливую северо-западную часть Австралии от сравнительно плодородной; она является самым протяжённым сооружением, построенным людьми. Поддержание ограды в должном порядке ежегодно обходится штатам Квинсленд, Новый Южный Уэльс и Южная Австралия ок. 15 миллионов австралийских долларов. Вдоль ограды курсируют специальные патрули, отыскивая повреждения в сетке и подземные норы, проделанные кроликами или вомбатами, и уничтожая динго, проникших за ограду.

Известны крайне редкие случаи нападения динго на человека. В Австралии получил широкую известность процесс над родителями Азарии Чемберлен, которую утащил динго, — первоначально в её смерти обвиняли самих родителей.

В некоторых странах держать динго как домашних животных запрещено. В Азии их мясо, как и других собак, употребляется местными жителями в пищу.